…Сильный ветер с востока гнал по Техасу мусор на запад. Пустыня уже убила в воздушных потоках запах бриза Мексиканского залива, и потому пахло нефтью и еще чем-то непонятным, что отдаленно напоминало ни с чем не сравнимый запах типографской краски на свеженьких банкнотах светло-зеленого цвета с изображениями величественных мужиков.

Но запаха грубых денег почему-то не было. «А-а-а-а, так кризис же! И сюда добрался. Вот почему фигня какая-то вокруг…», - догадался вдруг Он. И осененный догадкой и одновременно обрадованный тотальностью бедствия, не обошедшего никого, застыл перед покосившими воротами с облезшей вывеской и непонятной надписью «…нс…тут сво…ы»…

…Мусор тем временем застревал у хилого забора. Бумага и клеенка перед тем, как унестись вдаль, громко шелестели, обволакивая плохо обработанные столбики и ноги путника. Пустые пивные банки, перекачиваясь мимо, неприятно дребезжали по камням и тоже уносились прочь. За забором виднелось здание, похожее на ранчо бедняка, который, видимо, хотел не пожалеть на жилище всевозможной тары, картона и досок, но не смог найти их в достаточном количестве. И архитектура не впечатляла.

«А где же стекло и бетон? Где обещанный «фантастический Институт свободы»? Наверное, мексиканцы строили, потому и не получилось ничего», - опять догадался Он. И стало грустно, а в голову полезли ошметочные воспоминания. Но это и спасло.

«Лайф, стори», - почему-то вдруг всплыли в сознании где-то ранее слышанные слова. «О-о-о-о! Так это, кажется, здешний язык – жена что-то похожее говорила, - обрадовался Он. – Может, и не пропаду…»

…И так ему везло постоянно. Кривая судьбы долго вывозила его на прямую и классную дорогу. Может быть, потому, что Он любил национальные сказки. Особенно одну – о совершенно круглой булке, муку на создание которой баба с дедом наскребли по сусекам, но страшно радовались своему «произведению». А оно, произведение, оказалось своенравным. Спрыгнуло с окошка и ушло. От всех. От бабушки с дедушкой. От лисы с волком.

«Настоящие лидерские качества. Вождь всегда должен идти на полкорпуса впереди нации», – часто повторял Он сам себе, когда вспоминал булку и сам себя же хвалил за, как ему казалось, мудрые шаги.

Мудрость же нужна была ему постоянно, ибо Он занимался политикой, даже был президентом. Но только сейчас, стоя перед непонятным зданием в Техасе, начал догадываться, что там, на родине, не надо было требовать у нации, чтобы она была благодарна ему только за то, что Он у нее был. А Он требовал, называл нацию «моей», страшно обижался и призывал к прозрению, если кто-то начинал его критиковать...

…Сейчас становилось ясно и то, что, уходя от всех, воспаряя над ними и идя впереди своей нации на полкорпуса, нельзя было уходить от здравого смысла. А Он ушел.

«Вы же видите, что это за президент», - презрительно о нем как-то сказала Она...

Кто Она? Его ночной кошмар, прилетающий на крыльях ночи и не дающий хорошенько выспаться. Или ужас в хорошо выставленном телевизионщиками ярком свете, когда нужно было умно выступать, а Она вспоминалась и резко путала и без того нестройные мысли. А с мыслями действительно было трудно.

Под конец пребывания на посту надо было по-прежнему что-то говорить, а сказать было нечего. Ну совсем нечего. Потому что ничего не было сделано из того, о чем можно было бы поговорить и что Он обещал все той же «моей нации»…

…А начиналось у него все, как у всех, кто когда-то уходил в белый свет, что называется, из сусеков. Папа с мамой были учителями и не просто научили читать-писать, но и «воткнули» в прагматичный институт: не в эмпиреях летать и «хрущі над вишнями» воспевать там учили, а деньги считать.

Научили – эти разрисованные хрустящие бумажки он полюбил на всю жизнь, что и играло с ним самые невероятные шутки. Потом – армия. Войска попались пограничные. Тогда модные и нужные, но потом пришлось от них отмазываться по-всякому, чтобы не заподозрили в причастности к чему-то нехорошему и немодному. Отмазался. Легко ушел от прошлого и даже всячески его переиначивал. Но прошлое тогда, как оказывается сейчас, все равно выстрелило по будущему…

…Потом были бухгалтерия в колхозе, недолгое пребывание офисным банковским «планктоном», тихий, но поступательно-возрастающий карьерный рост. Жизнь резко изменилась, когда все вокруг рухнуло и вдруг можно стало заняться тем, чему учили – складированию банкнот. Но уже не в сусеках мифического государства, а у себя в кармане. Тоже получилось неплохо. Даже принесло совсем иные дивиденды – возвысило до главного банкира всей страны, где вообще удалось протолкнуть супероперацию – создать свою собственную валюту. А что создаешь, то и имеешь. Во всяком случае, вновь созданное всегда можно обменять на чужие старые фантики…

Все снова начало меняться еще круче, когда появились новая жена и новые перспективы стать в родной стране «мессией» и «последней надеждой демократии». Ради этого нужно было только отказаться и уйти от того, кого уже назвал «отцом», к другим «отцам» – благо дело таких в бушующей стране наплодилось много. И еще больше просилось из-за бугра - страна-то огромная, богатая, хорошо расположенная, из нее много чего можно поиметь…

Короче, ушел. Из иностранцев, набивающихся в «бати», выделался один: земляк новой жены и президент их общей родины - большой западной страны за океаном. Он был ненамного старше по возрасту, но его почему-то хотелось называть «дядя Жора», а колени сами подгибались в полупоклоне.

Он-то и помог с деньгами на революцию-трамплин для экс-бухгалтера. Были привезены деньги в немереном количестве, на них собраны помощники и соратники, закуплены звуко-световая аппаратура и революционное «мясо», отправленное демонстрировать протесты и «тягу к новому» на Майдан в центре столицы.

«Дискотека» удалась на славу: старый «политотец» струхнул и забухал, а народ, которому новоявленный «мессия» не наобещал разве что шнурки лично завязывать, якобы победил. И водрузил «мессию» в кресло президента, сравнял по статусу с дядей Сэм.., извините, Жорой.

Но и «мессия», и дядя Жора прозевали один момент, который оказался роковым. Среди помощников затесалась Она. С ее крикливой помощью удалось решить кучу старых проблем, но появилась новая и главная. Она первой, видимо, при помощи женской интуиции и наблюдательности поняла, что собой представляет наш «мессия», и первой заговорила, что его неплохо было бы поменять на нее, не менее революционную и любимую народом. И начала борьбу. За власть.

А народ, кстати, не сразу вкурил, как его развели все эти «булки из сусеков», их помощники и дядя Жора. А развели его, как лоха наперсточники у загаженного вокзального туалета: подергали??? наперстками, посулили блага и… ничего не дали. Потому что шарик-то не угадал. А запах остался…

…А тут пришли Год Быка и кризис, который накрыл родную страну, как этот самый бык овцу. Ситуация сложилась аховая: и раньше для людей ничего не было сделано, а тут новые траты наметились, и дядю Жору сменили за океаном. Люди забурлили.

Он попытался саккумулировать в мутной воде какие-никакие денюжки «на кризис» и себе на молочишко, но Она разоблачила. Ведь близились выборы, на которых собиралась победить Она, а Он тоже намерял себе новый срок…

…И не сложилось. Ни у кого. И вспомнилось обещание дяди Жоры после отставки собрать у себя в Техасе, в новом «Институте свободы» демократических лидеров, чтобы по-прежнему учить планету этой самой демократии. И вот он здесь…

…Никто не открывал ворота, а ветер по-прежнему гнал мусор на запад. «Как символично: мусор – и на запад», - вдруг подумалось ему. И Он понял: если бы мог, то заплакал бы…

Владимир Скачко, Версии

Комитет