На «входе», в Слобожанщине, на Донбассе, это одна страна, мало отличимая от России, на «выходе» же – совершенно другая. В Галичине и в Волыни она более похожа на Польшу, в Закарпатье – на Словакию и Венгрию, в Буковине – на ту же Венгрию и Румынию.

Нынешняя Украина – минимум русалка или кентавр, а то и химера; только генетических компонентов в ее составе намного больше. Россию тоже в какой-то степени можно уличить в химеризме, но культурно-историческая неоднородность нашей страны не столь велика. Уровня Украины она достигает лишь на окраинах, прежде всего – на Кавказе. Такие выбивающиеся из общего континуума территории имеют сравнительно малый удельный вес в общероссийском масштабе, тогда как в составе Украины – очень большой.

Главное же отличие России от Украины в том, что Россия – это по большей части цивилизационная, культурно-историческая платформа, к которой местами пристыковываются какие-то лимитрофные, т.е. переходные земли. Доля их в общей массе несопоставима с весом устойчивого ядра. И гравитационного потенциала России в целом хватает, чтобы удерживать их в поле своего тяготения.

В то же время, Украина – не платформа, а мост, переходное пространство от Европы к Евразии, которое в лучшем случае может лишь само себя удержать, а быть ядром для сборки чего-то бóльшего – уже не может никак.

Феномен же 300-летнего примерно единства Киевской Руси, на который могут сослаться сторонники проекта сборки восточнославянских пространств на «украинской» основе, объясняется феноменом пути «из варяг в греки». Пока он являлся мощной торгово-экономической и военно-стратегической магистралью, соединявшей бассейны Черного и Балтийского моря, она была могучею и единой, но когда с ХII столетия Крестовые походы европейского рыцарства (и купечества) принесли первые заметные результаты, его значение стало падать, и Киевская Русь утратила свое государственное единство, рассыпавшись на множество враждующих земель-княжеств.

Только историческая Россия-Московия вновь сумела собрать их под одной крышей в течение нескольких веков упорного труда, ратного и дипломатического.

Благодаря своему экономическому и культурному потенциалу восточные и южные области Украины, вместе с Киевом и опираясь на него, могли бы стать основой для более-менее прочной интеграции всех украинских регионов в целом. Так было во времена СССР. Но роль генератора идей и политических инициатив играет пресловутая «западенщина». На фоне Львова Донецк, Харьков и Одесса выглядят довольно инертными, пасуют, проигрывают ему.

Внутренние различия между Западом и Востоком России, ее европейской и азиатской частями не так сильны, как различия между Восточной и Западной Украиной. Кроме того, в Евророссии народу живет почти в четыре раза больше, чем за Уралом, тогда как демографический потенциал Запада и Востока Украины довольно близок.

До «оранжевой революции» президенты – центристы поневоле, удерживали баланс между Западом и Востоком страны. При Кучме Украина добилась заметных успехов и в целом развивалась едва ли не успешнее, чем Россия, особенно – в ельцинскую эпоху. Но в 2004-м баланс был нарушен, экономический взлет начала «нулевых» безжалостно прерван. У власти стали сменять друг друга элиты условного украинского Запада и элиты условного Востока. Каждая из этих групп, руководя государством, желает полной победы, рвет одеяло на себя, раскачивает страну, не дает ей развиваться нормально и ведет ее к катастрофе.

Ясно, что ни западные, ни восточные группы не смогут разбить своих противников окончательно – но именно к этому они и стремятся. В конце концов, может настать момент, когда, обессилев от взаимной борьбы, они это поймут и пойдут на соглашение о разделе Украины – дабы получить для себя гарантированные вотчины, которые враги уже не отнимут. И Украина на деле, но не обязательно на бумаге, превратится в конфедерацию.

Она в любом случае слишком разнородна, чтобы оставаться унитарной республикой. После того, как раскол страны станет политическим фактом, Запад и Центр устремятся в ЕС, причем на любых условиях, а Восток и Юг двинутся к Таможенному союзу.

Иного пути ни у тех, ни у других не будет – разве что Турция попытается разыграть в Крыму «татарскую карту». Интересы этих частей страны разнонаправлены. Запад и даже Центр, где производящей экономики по сравнению с советской эпохой почти не осталось, сами по себе не могут предложить населению чего-то стоящего и привлекательного для всех, но власть «сплавит» наиболее молодую и активную его часть на прокорм в Европу.

В то же время, на Востоке и Юге положение дел все еще определяет реальный сектор: угольно-металлургический комплекс и связанная с ним химическая и машиностроительная индустрия, энергетика, а также зерновое хозяйство. Эти отрасли работают на экспорт, причем значительная часть производимой ими продукции – что касается промышленности – покупается ТС.

В то же время, им нужны дешевые энергоресурсы, которые может поставить – фактически в качестве субсидий – только Россия. Без дешевых энергоресурсов эти отрасли не выживут. Туда же, в основном в РФ, устремляются рабочие руки с Востока и Юга, не находящие себе применения на родине.

Таким образом, для этих областей Украины, в отличие от западных, ассоциация с Евросоюзом означает социальную катастрофу, Таможенный же союз – спасение.

Единую Украину ЕС в любом случае проглотить не сможет. Слишком велика она для него. По площади Украина существенно больше своей еврососедки Польши и даже самого крупного государства объединенной Европы – Франции, а по населению сильно опережает Польскую республику и близка к Французской. Это вам не пуговичная Эстония, Латвия или даже Литва, которая, кстати говоря, пользуясь своим председательством в Евросоюзе, проявляет столь несоразмерную ее масштабам активность в деле вовлечения Киева в ассоциацию с ЕС.

Средств на интеграцию Украины, в частности, на перевод ее на евростандарты, Брюссель не имеет. Их едва хватает на спасение старого члена Союза – Греции, помощь Португалии и Ирландии. В пределах бывшего СССР ЕС теоретически может еще втянуть в себя такую маленькую страну как Молдова. При большом желании допустимо еще поспорить о том, хватит ли сил Евросоюза на Белоруссию, но на целую огромную Украину их не хватит ни в коем случае.

Поэтому противники федерализации страны в западных ее регионах, в Киеве и восточнее его рано или поздно могут решить, что лучше самим попробовать войти в ЕС, нежели тянуть туда всю нэзалэжную, такую большую и неподъемную, и не станут активно препятствовать ее развалу.

Но если такой развал действительно состоится, Россия ни в коем случае не должна добиваться аншлюса, о чем пишут многие – включения в свой состав Крыма, Новороссии, Запорожья, Донбасса, Харьковщины. Эта часть Украины подобно Белоруссии должна иметь собственную государственность. Любые попытки поглощения только оттолкнут ее от России и не принесут ничего хорошего.

Напоследок – несколько ничуть не секретных, но очень красноречивых цифр. На начало 1993 г. численность украинцев составляла 52 млн 244 тыс. 100 чел., в 2013 г. – 45 млн 553 тыс. Таким образом, убыль населения страны за это время составила почти 6,7 млн.

В России в 1993 г. было 148 561 694 жителя, в 2013-м – 143 347 059. Т.е. их число за 20 лет сократилось на 5,2 млн. – на 1,5 млн меньше, чем на Украине. При том, что изначально в РФ населения было практически втрое больше.

Станислав Хатунцев, webkamerton.ru

Комитет