У каждого типа государства существуют свои издержки и преимущества. Но, похоже, что в либеральном государстве нам просто не выжить. Социум может продолжать распадаться, разлагаться до состояния атомов, но здесь нужно понимать, что никакого позитивного будущего на этом пути не существует.

Бремя власти действительно неотмолимо, вина ее (власти) всегда, при всех обстоятельствах велика. Потому-то во власть идут только те, кто не знает понятия греха, и не знает мук совести. Цена же любой власти – это всегда человеческие жизни. Практически, по Протагору.

Сильная же власть, это отнюдь не количество собранных в одной точке (в одном кабинете) властных полномочий, и не вертикаль, расположившаяся под этой точкой концентрации полномочий. Сильная власть – это власть, способная своевременно разрешать неизбежные политические или природные кризисы. В этом ее единственное оправдание.

А если государственный аппарат занят преимущественно бизнесом, а не выполнением государственных функций, если власть и государство рассматривается только как функция извлечения прибыли – такое государство не может быть ни сильным, ни богатым. Когда же государство выполняет свои обязанности, (то есть следует, прежде всего, интересам общества), тогда у оппозиции просто нет пространства для существования.

Тем временем идет напряженный поиск другой, более эффективной модели, схемы власти. Поиск безболезненного выхода из неработающей уже старой модели власти. Прежде всего, предлагается новая модель парламента. Мотивы этого поиска разные. Но пока ничего подходящего не находится. Хотя в этом поиске были задействованы, казалось бы, лучшие (ну, из того, что имеем) умы «элиты».

Два десятилетия власть (и страна) двигалась резкими зигзагами, но двигались неизменно в общем направлении исчерпания, какого ни есть, суверенитета. И отделения власти от государства.

Леонид Кучма еще мог осуществлять пресловутую многовекторную политику, поскольку страна еще обладала некоторой инерционной суверенностью, и президентскую власть вполне еще можно было назвать властью. При всех известных ее недостатках. Но вот после оранжевого путча многовекторная политика стала уже практически невозможна.

И не потому, что нынешняя власть не знает, как ее (многовекторность) нужно было бы реализовывать. А просто потому, что оранжевый путч под псевдопатриотическую риторику практически уничтожил остатки суверенитета, превратив страну фактически в подмандатную территорию.

А власть на подмандатной территории это уже совсем другая власть. О многовекторной политике здесь не может быть и речи. Нет для нее свободного политического пространства. Суверенитет легко потерять (он и сам утекает через все щели), но возвратить его очень трудно. Такое возможно только при единстве целей элиты и общества. Пока же такого единства нет. Да и потребности в таком единстве (если честно) ни у кого не было. Ни у социума, ни у власти. Каждый жил сам по себе. Это один момент.

Они возвращаются

Второй момент состоит в том, что созданная по западным лекалам система парламентской демократии в условиях глобального кризиса не работает не только у нас – она не работает уже даже на Западе. И логика политических кризисных процессов в Европе приведет вскорости к замене ее на более простую и легче управляемую. Европа возвращается в известные схемы авторитарного национализма, и в известное состояние, когда государства остро соперничают друг с другом за ресурсы и место под солнцем.

У нас же европейская модель вообще никогда не работала нормально. Но правила этой (трудно выполнимой на практике) европейской парламентской модели жестко требуют периодического возвращения к власти оппозиции. Это, по большому счету, правильно. Нет никаких иллюзий относительно действующей (бездействующей) нынешней власти, которая сдала оппозиции все гуманитарное направление. Но это ничуть не улучшило атмосферы взаимопонимания ни во власти, ни в стране. Менять власть нужно, но на что? И каким образом?

В данном случае, это будет снова незаконное возвращение все той же, полностью дискредитировавшей себя за пятилетку своего правления, нынешней оранжево-белосердечной оппозиции. Ничего принципиально нового (и позитивного) за несколько лет в этой среде не произошло. Все те же лица, которые ничему не научились, ничего полезного не извлекли и не поняли не только из чужого, но даже из собственного опыта. Все та же пустая демагогическая риторика, на которую не влияют никакие радикальные перемены во внешнем мире, происходящие с пугающей скоростью.

Это будет катастрофа почище той, что произошла во время оранжевого путча. Поскольку политические условия значительно изменились не только внутри страны, но и в кризисном глобализованном мире. Противоречия между властью и условной оппозицией, не имеющей (и не предлагающей) какой-то отличной социальной цели, отличной модели власти и отличной социальной практики, по некоторым направлениям достигли своего максимума, за которым конструктивный диалог (вообще диалог) между ними стал просто невозможен.

По крайней мере, парламентский диалог стал невозможен в этом составе Верховной Рады, полгода парализованной откровенным политическим бузотерством, под прикрытием (полностью обессмысленной такими безответственными действиями) депутатской неприкосновенности.

Да и запас прочности у страны стал значительно меньше. Выход из нынешнего парламентского тупика возможен и через всенародный референдум, на котором власть якобы намерена поставить пять вопросов: сокращение числа народных депутатов (может, хватит и 150), лишение их льгот и гипертрофированной неприкосновенности, мажоритарные выборы и пр.

Коллаборационизм всегда недемократичен

Однако условные оппозиционеры вовсе не желают менять неработающую модель власти (да они и не знают никакой другой модели), они просто хотят поменяться с властью местами. Причем, поменяться отнюдь не демократическим способом. Лидеры оппозиции и оппозиционные СМИ, подбадриваемые зарубежными спонсорами, говорят с властью языком ультиматумов и выступают с (уголовно наказуемыми) призывами народа к восстанию. Призывают иностранные государства к жестким международным санкциям относительно украинской власти. Как вызывают огонь на себя.

Они видимо не знают (или им все равно), чем заканчиваются народные восстания. И не знают (или им все равно), что международные санкции являются последним шагом перед войной. Что же в этом поведении условно объединенной оппозиции европейского, и что же в этом поведении демократического? Ведь основной фундаментальный принцип европейской демократии – это все же подчинение меньшинства большинству. А не совсем наоборот.

Парламентское большинство вынуждено убегать от парламентских бузотеров из сессионного зала в кинозал, чтобы принять какие-то самые необходимые законы. Причем, происходит это с нарушением процедуры и без всякой открытой дискуссии. Сколько страна может просуществовать без действующего парламента? И просто без открытого общественного диалога?

Псевдопатриоты и псевдодемократы не способны были в прошлом, и неспособны будут в будущем прийти к власти в результате законной демократической процедуры – только через бузу, только через третий тур, или через незаконный роспуск парламента.

Но сегодня вероятность такого очередного возвращения оранжево-белосердечных как бы оппозиционеров довольно высока, тем более, что на это будут работать все НКО и прочие грантоеды. При массированной же информационной кампании дезинформации и диффамации власти извне. Этой передачи власти при коротком политическом цикле, в котором находится страна (при всех обстоятельствах) избежать будет трудно. Практически невозможно.

Тем временем на просторах Украины продолжается острое соперничество нескольких политических сегментов как бы наших просвещенных и правочеловечных мандатодержателей: демократов и республиканцев, а также «кочевников», «фининтерна». Каждый из этих сегментов представлен на политическом поле Украины. И с каждым таким сегментом-агентом власть вынуждена считаться.

И последнее. Над нами властвует неумолимая логика больших исторических циклов, когда «осевая» метафизика перерабатывается до ее полного исчерпания. Переигрывает, как вино, «досуха». Вот мы и находимся сегодня в конце большого метафизического цикла. И пока мы еще не знаем, последует ли за ним новый метафизический цикл?

Мы еще не знаем, способны ли мы совершить минимальное душевное усилие для начала нового исторического цикла? Остался ли у нас для этого усилия какой-то ментальный душевный резерв? Осталась ли витальная мотивация для совершения каких-то усилий исторического масштаба? Или же мы будем продолжать расслабленно доигрывать до состояния «самого сухого», до состояния «брют».

Александр ЛЕОНТЬЕВ, 2000

Комитет