Перелом в инспирированной извне гражданской войне в Сирии и неожиданный разворот событий в Египте, связанный с гражданским протестом против усиления власти исламистов и вынужденное решение армии поддержать народный протест, окончательно поставили точку над «i» в вопросе – имеют ли США глобальную стратегию в отношении Ближнего Востока или нет.

Напомню, что где-то год – полтора года назад этот вопрос был одним из главных не только для экспертного сообщества стран СНГ, но и всего мира, т.к. от ответа на этот вопрос зависела как долгосрочная оценка происходящего, так и прогноз относительно возможных последствий «арабской весны» не только для стран региона, но и для глобальных геополитических пасьянсов.

Также напомню, что, основываясь на некотором аргументационном ряде, еще в марте 2011 года автор этих строк считал, что США не имеют осмысленной и четкой стратегии происходящего в странах Магриба, вследствие чего пытаются приспособиться к быстро меняющейся ситуации с целью извлечения максимальной геоэкономической и геополитической прибыли. По максимуму – цель была в конечном итоге так выстроить комбинаторику событий, чтобы всем доказать, что, как говорится, Акела еще может ловить мышей.

Тем не менее, тщетность этой попытки была, на мой взгляд, очевидна уже тогда:

«Сейчас существует много точек зрения относительно того, инициированы эти события из одного центра, или все же из разных. На мой взгляд, в каждой стране действует несколько разнородных сил - тут и местные политические и финансовые элиты, и региональные игроки, и мировые центры силы. Все эти игроки пытаются использовать объективные факторы и причины для достижения своих целей.

Многое определяется и весом игроков. Прежде всего, речь, конечно, идет о США и Западе в целом.

Вместе с тем, на примерах Египта или Бахрейна мы видим, что не все события определяются из Вашингтона. Есть другие игроки, которые в одном случае играют скрытно, в другом - более явно.

Но это говорит не об их слабости, а, скорее, о понимании соотношения сил.

Пользуясь подавляющим преимуществом в информационно-пропагандистской сфере и военно-политической области, Запад стал активно проталкивать в мировое общественное мнение исключительно те трактовки происходящего, которые ему выгодны. Однако, это временное достижение. На мой взгляд, Запад только играет на принципе волны в данных событиях, но он ими не управляет.

Это говорит о том, что Запад сам в целом не понимает, что произойдет на арабском Востоке после смены прежних режимов и проведения демократических реформ. Да, в этих странах произойдет определенная либерализация общественной жизни, на каком-то уровне снимется поверхностная конфронтационность с Западом. Но изменится ли отношение к Западу на глубинном уровне?» («Регнум, 21.03.2011).

«В последнее время все чаще возникают ситуации, когда необходимо, по возможности, при анализе глобальных мировых политических процессов максимально исключить новостной поток, особенно мировых СМИ.

То, что происходит сейчас в Ливии и вокруг нее, относится как раз к такой ситуации: при анализе необходимо максимально редуцировать новостной поток, поскольку он только замутняет «происходящее на самом деле», и сосредоточиться на вычленении некоторых долговременных доминант в происходящем. Такой подход предполагает, прежде всего, анализ позиций основных мировых игроков и центров силы, как ни странно, не с позиций контекста, складывающегося из новостной ленты, а с точки зрения долгосрочных интересов основных мировых игроков.

На мой взгляд, конспирологический подход, предполагающий, что за всем происходящем на Ближнем Востоке и Магрибе стоят американцы, ошибочен. Слишком разные события по глубинному содержанию там происходят при всей их внешней схожести. В центре спектра (в относительно нейтральной зоне) находятся события в Тунисе, Марокко, Египте, Саудовской Аравии (пока), Сирии. На крайних полюсах находятся: с одной стороны, Ливия, с другой – Йемен и Бахрейн» («Империя», 23.03.2011).

Развитие событий в Сирии и Египте через два с лишним года окончательно и уже фактологически, а не просто умозрительно ставит крест на идее о том, что за всем происходящим в Магрибе и на Ближнем Востоке стояли США нет.

В Сирии США так и не смогли разрешить противоречие между поддержкой исламистов, пытающихся свергнуть Асада (официальная стратегическая цель США в Сирии), и тем, что вместе с исламистами они вынуждены были поддерживать своего официального врага - «Аль-Каиду».

Отказ от поддержки «Аль-Каиды» привел к противоречивой позиции и в отношении всей оппозиции Башару Асаду. Этот стратегический просчет говорит о двух вещах.

Во-первых, как уже известно, США переложили тяжесть сирийской кампании на своих ближневосточных вассалов – Турцию, Катар и Саудовскую Аравию. Эрдоган, несмотря на инцидент с российским самолетом (а, возможно, и благодаря ему) выскочил из этой ловушки вовремя и не создал бесполетную зону над приграничными районами Сирии, за что и получил последовавшие волнения.

Саудовская Аравия сориентировалась чуть позже, но также сумела практически избежать втягивания в послевоенные разборки между арабами благодаря своим последним действиям в Египте. Катар оставался крайним, но нетрадиционный для арабских монархий шаг шейха Ат-Тани также частично вывел Катар из-под грядущего удара. Крайними остаются американцы, которые для минимизации последствий «арабской весны» начали развивать продуктивный диалог с Ираном.

Это говорит о том, что в стратегии и долгосрочном политическом планировании в США произошли серьезные изменения – они стали меньше заниматься этим сами и начали передоверять это весьма сложное и тонкое в плане аналитики дело другим.

Это, во-вторых, т.е. добровольный отказ от важнейших управленческих функций, говорит о том, что в стратегическом плане в США начала происходить деградация планирования.

А происходить это может только по одной причине – отсутствия горизонтов планирования, включающего в себя четкую и ясную постановку целей и задач. В отсутствии ясных целей и задач кроется нынешняя размытость американской стратегии в регионе Магриба и Ближнего Востока. Думали, обойдется малыми силами, а закончилось неконтролируемостью процессов.

С учетом изложенного выше, совсем иначе представляются новые «прогрессивные» и «супертехнологические» принципы американской внешней политики – отказ все делать самим, и если что и делать, то с использованием организационных, интеллектуальных, финансовых и военно-политических возможностей своих региональных вассалов. Оказывается, что так не получается. Однако, не это главное.

Главное, что, скорее всего, в силу неких объективных организационных и интеллектуальных причин американцы уже не могут осуществлять глобальное планирование на таком уровне, на котором они это делали еще двадцать лет назад, когда были в состоянии «холодной войны» с Советским Союзом.

Отсутствие сильного противника их расслабило и произошла деградация странового целеполагания в мировом масштабе.

И происходит это с американцами не только на Ближнем Востоке, не только в других регионах мира, не только в политике, но и в экономике. Т.е. это признаки управленческого кризиса всей американской государственной машины. Соответственно, дело совсем не в финансовом кризисе, который охватил США и привел к серьезным сокращениям в армии и ВПК, а в области целеполагания и смыслов глобальной геополитики. Все это говорит о начинающемся управленческом кризисе в США гораздо больше, чем просто финансовая нестабильность.

Конец Pax Americana наступает гораздо раньше, чем это виделось еще пару лет назад, когда события в Магрибе и Ближнем Востоке некоторым казались продолжением политики американского парового катка по переформатированию Ближнего Востока. Именно события в Сирии и Египте знаменуют собой потерю американцами темпа на мировой шахматной доске и начало образования действительно многополярного мира.

Где и почему сломалась американская военно-финансовая машина между Югославией, Ираком и Афганистаном, с одной стороны, и Сирией с Египтом, с другой, экспертам еще предстоит детально разбираться в будущем. Однако сегодня можно констатировать: США уже не глобальный и единственный лидер-сверхдержава, а только один из многих региональных игроков, пусть пока еще с доминирующей военно-финансовой машиной. Пик могущества уже пройден, и начало спада как раз приходится на 2011-2012 годы.

Юрий Баранчик, Столетие

Комитет